Аналитический комментарий

Несмотря на то, что выборы губернаторов и региональных парламентов прошли в целом по консервативному сценарию, сентябрь стал временем наиболее масштабных изменений в региональной политике за текущий год. Ротация губернаторского корпуса (слухи о которой затронули едва ли не треть регионов), формирование новых управленческих команд после выборов 10 сентября, инициативы по реструктуризации долгов регионов – все это стало не только мощными элементами подготовки к мартовским выборам, но и своеобразным подведением промежуточных итогов региональной политики президентского срока 2012-2018 годов. Как следствие, изменения в показателях регионов и переходы регионов между группами оказались одними из самых серьезных за время публикации настоящего Рейтинга.

Кампания по выборам губернаторов не выявила принципиально новых электоральных тенденций, став индикатором относительно низкого уровня политической активности граждан и невысокого текущего уровня ожиданий от политики как возможного источника существенных изменений. С точки зрения региональной политики на первый план вышла задача формирования поствыборного вектора – как в части наполнения активности новоизбранных губернаторов контентом, так и в части поощрения их мотивации к достижению высоких результатов, в том числе на период после марта 2018 года. Актуальность этой задачи особенно высока в связи с появлением целой категории относительно недавних назначенцев, не создавших пока серьезной истории губернаторства и периодически попадающих в списки возможных кандидатов в отставники – или хотя бы дрейфующих в этом направлении. Из губернаторов, назначенных и избранных в течение последних трех лет, к этой группе можно отнести глав Коми, Северной Осетии, Краснодарского края, Волгоградской, Ивановской, Иркутской, Новосибирской, Орловской, Челябинской областей.

Интерпретация федеральной властью итогов голосования 10 сентября как получения мандата на дальнейшее обновление губернаторского корпуса стала в целом логичным шагом, призванным продемонстрировать готовность к кадровому и поколенческому обновлению, не дожидаясь, чтобы этот запрос был предъявлен избирателями во время президентских выборов. Однако естественно, что по мере роста числа назначений становится все более затруднено публичное оформление новых «назначенцев» с точки зрения какого-либо одного профессионального, отраслевого, имиджевого или возрастного критерия. Заметно отличаются и оценки новыми врио итогов работы предшественников – очевидное дистанцирование в Самаре, мягко-негативное – в Красноярске, Нижнем Новгороде и НАО и, можно ожидать, подчеркнуто комплиментарное в Дагестане. Возникают интриги и о сроках, на которые делается назначение: если Александр Усс быстро дезавуировал слухи о том, что через год уступит свой пост другому кандидату, то заявления Владимира Путина на встрече с врио главы Дагестана Владимиром Васильевым дали почву для подобных предположений. Интересно, что новые врио глав регионов вряд ли будут демонстрировать единый подход в отношениях с элитными группами, находившимися в последние годы в оппозиции. Если в Самарской области взаимодействие с ними вполне ожидаемо и естественно, то в Нижегородской области сложилась более драматичная ситуация: информационная кампания с участием ЛДПР при медийной поддержкой части бывшего руководства Нижнего Новгорода прочитывается рядом экспертов как попытка ослабить возможности врио губернатора по самостоятельному управлению внутриполитическими процессами в регионе. В случае неурегулированности таких ситуаций создаются риски, что утверждение новых врио губернаторов (особенно в регионах с сложным политическим ландшафтом, где ожидаются замены – например, в Омской или Новосибирской областях) в глазах местных элитных групп может оказаться более сложным, чем это было во время зимне-весенней ротации.

За пределами кадровой политики наиболее заметным событием сентября в отношении регионов стала инициатива Владимира Путина по реструктуризации накопленных субъектами Федерации бюджетных кредитов. Сам по себе сигнал будет воспринят регионами позитивно, что немаловажно в том числе накануне президентских выборов. Однако в рамках реализации этой инициативы возникает ряд нюансов, требующих прояснения. Основными бенефициарами становятся регионы с высокой долговой нагрузкой – более 100% от объема долга к годовым доходам бюджета имеют Мордовия, Хакасия, Костромская, Астраханская, Смоленская области, Карелия, Марий Эл, Еврейская АО, более 90% - Псковская, Кировская, Орловская, Белгородская, Волгоградская, Архангельская области, Удмуртия, Калмыкия, Северная Осетия, Забайкальский край. Наименее чувствительной эта мера становится для регионов с низкими долгами – менее 25% (Башкортостан, Алтайский, Камчатский, Пермский, Приморский края, Владимирская, Иркутская, Ленинградская, Сахалинская, Тюменская области, Ханты-Мансийский АО, Москва, Санкт-Петербург, а также Крым и Севастополь). В списке должников сосуществуют регионы, бравшие в долг для «проедания», и территории, использовавшие кредиты для стимулирования развития экономики. В свою очередь, среди «дисциплинированных» немало территорий, оборотной стороной финансовой политики которых была стагнация экономики. Правительству будет непросто дать сигналы о том, какой из приоритетов – финансовая дисциплина или придание импульса экономике – представляется ему более предпочтительным.

Предстоит также учесть, что за оценку политической и финансово-экономической эффективности губернаторов традиционно отвечают разные ведомства, чьи подходы и приоритеты неодинаковы. Немаловажно, что и среди «должников», и среди «дисциплинированных» присутствуют как губернаторы, имеющие репутацию «успешных», так и вполне «проблемные», включая кандидатов на замену. Наконец, возникнет вопрос о том, за чей счет будет происходить перераспределение финансового благополучия. В зоне риска уже оказался Сахалин, столкнувшийся с угрозой серьезного обескровливания областного бюджета. В целом же эффективность предпринятой меры будет напрямую зависеть от механизма, предложенного правительством, которому предстоит искать собственный баланс между продуманностью схемы, ее реализуемостью и политической целесообразностью.

Михаил Виноградов, президент Фонда «Петербургская политика»

5 октября 2017 года

5. Регионы со слабой устойчивостью (меньше 5,0 баллов)

 Подробнее в первоисточнике